(в сокращении)

Светлой памяти нашей мамы,
Анастасии Александровны, посвящается.

Северяновной называл свою милую Асю вологодский поэт Александр Александрович Романов. От свойственного в юности любования своеобразной девичьей красотой (в простеньком платьице, с глазами «в нетерпеливых искорках», «с огромными и близкими ресницами в тени») в одноимённой поэме он совершил очень важное для него открытие, звучащее как рефрен: в Ферапонтове «долго Северяновна/ Бродит в тишине./ Видит, видит главное,/ То, что видно мне» («Северяновна», 1967). Вроде бы, разные люди: он деревенский юноша из крестьянской семьи, она – городская «образованная» девушка из семьи служащих, но уже в начале своей жизни они оба смогли ощутить это родство душ, увидеть главное.

Мы взглянули друг другу в глаза
Неожиданно, как-то особо,
И ни слова в тот миг не сказав,
Об одном сразу вспомнили оба
(«В вышине заворочался гром», 1959)

 * * *

А началось всё в педучилище, в доме Батюшкова, где он и она встретили свою любовь на всю жизнь, любовь-судьбу – трудную и счастливую.

Жил я долго одиноко
По суровости мужской,
И нависли возле окон
Гнёзда, свитые тоской.
Ну, а ты легко и просто,
Лишь придёшь и вскинешь взгляд,
И в глухие эти гнёзда
Звонко ласточки летят.
(«О тебе», 1980)

* * *

А мама так вспоминает об этих событиях: «Стояла осень 1946 года. Я приехала из Череповца в общежитие на Крестьянскую. Иду я с вокзала с узелками, подхожу к общежитию. А там какие-то дырявые мосточки, кругом грязь… А из окна второго этажа высовывается длинная-длинная доска и по ней идёт парень в голубой рубахе, балансирует. Я засмотрелась, оступилась в грязь, рассердилась… Вот это и был Саша. Он потом смеялся: «Это моя голубая рубаха тебя пленила!»

Вкус спелых яблок, лиловые стрелы иван-чая, звонкий полёт ласточек, золотые шары купальниц, лесные поляны красных ягод – с чем только не связывалось для поэта её светлое имя!

Солнцу, снегу, людям улыбаясь,
Ничего на сердце не тая,
Улицами ходит эта радость,
И она, товарищи, моя!
(«Радость», 1959) <...>

* * *

И всё же это время, время начала их любви было самым прекрасным: «Мы счастливы, мы молоды,/ Мы избраны навек!..». В поэме «Сыновья» поэт, вспоминая эти годы, восклицает:

...И время сверкнуло с налёта,
Забытое нами уже,
Как щёки у нас полыхали
И, встретившись, дух замирал,
Как первыми в жизни стихами
Я тропки к тебе устилал.
И как на воде да на хлебе
В студенческих этих годах
Мы жили… как будто на небе!
Лишь звёзды крошились в следах.

* * *

Что же главное смогла увидеть Анастасия Александровна – и там, в Ферапонтове, и дальше, в своей жизни? Что смогла узнать и передать любимому человеку, сыновьям, внукам и правнукам, своим ученикам, друзьям и верным товарищам?

Самое первое глубокое прозрение её, почти по Горькому, – необычайная страсть к чтению, книгам. В юности её называли даже «библиофагом» – «поглощателем книг»! Солнечный Пушкин, загадочный Лермонтов, мудрые Л.Толстой и Диккенс, Л.Андреев и Ф.Тютчев… Гоголь, Лесков, Чехов, Блок, позже Шукшин, Распутин… Любила романы А.Дюма, фантастику Р.Бредбери, С.Лема… Преклонялась перед Г.Лоркой и Р.Бёрнсом – это были любимые её поэты. Всегда брала книгу Лорки с собой в деревню, знала наизусть и много и часто читала вслух стихи Бёрнса. Как ни странно, не любила А.Ахматову (за «надменность»), не всё принимала даже в творчестве духовно близкого ей В.Белова – таким был широкий круг читательских интересов Аси Жаровой (Романовой). Душа её всецело была устремлена к книге, книга таила в себе загадку многоликой и бурной жизни.

Но не только чтение книг сильно волновало её. В какое-то время (видимо, уже в первые годы учёбы в педагогическом училище) она даже вступила в поэтическое «соперничество» с будущим мужем, признаваясь, что тогда они оба, в свою очередь, «соревновались» ещё с одним поэтом – Ф.Тютчевым, «болели» его лирикой. Лидия Мокиевская прекрасно написала об этом в стихотворении, посвящённом Анастасии Александровне:

Алым светом расчерчены дали,
Над рекою луна поплыла…
А стихи Вы писать перестали,
Словно мужу навек передали
То, своё, и его – два крыла.

* * *

Действительно, она «передала» поэтическое творчество мужу, признав его первенство в этом вопросе, увидев его сильно растущий творческий талант. Но она не передала, оставила себе и необычайно развила то, что позже стало сердцевиной её дальнейшего педагогического, профессионального творчества – внимание и любовь к Слову, прежде всего, русскому, русской литературе в целом. Вчитайтесь в содержание, лексику написанных ею книг, созданных уже после смерти любимого человека, обратите внимание на стиль, культуру оформления, тонкость подачи литературного материала, историческую точность. В них – удивительные детали, житейские «мелочи», бытовые факты – всё то, что и наполняет человеческую жизнь, «простые каждодневные заботы о хлебе, об уюте, о тепле». Для людей, знавших её, она уже после смерти мужа открылась с совершенно не знакомой стороны: не только как «муза», «хранительница очага», но и как несомненно яркий, талантливый филолог, историк, краевед. Многие главы, фрагменты этих книг написаны великолепным художественным языком, языком «лирической прозы». И здесь также оба они видели и понимали главное: «чего не пережил, того не надо выдумывать – запнёшься о фальшь и устыдишься сам себя» (А.А. Романов «Думы»). Оба, получившие филологическое образование, понимали: мало только знать, что к Слову надо относиться внимательно. «Говорить надо переболевшими словами». В этой фразе Александра Александровича удивительно точно указан предикат (языковое выражение оценочного характера) – «переболевшими», т.е. не только эмоционально окрашенными, но «отстоявшимися», «выверенными» словами, созданными уже после «болезни» чувств… <...>

Начав серьёзно овладевать филологией, лингвистикой в педагогическом училище в послевоенные голодные годы, в какой-то момент она, видимо, поняла, что даже того, фундаментального, почти классического образования, недостаточно – и она обратилась к самообразованию. Сколько мы себя помним, она всегда была с книгой – художественной, методической, даже научной (лингвистика, филология, этимология)! И даже в последние, тяжёлые для неё годы, прикованная сначала к инвалидной коляске, а потом к кровати, она не расставалась с любимыми книгами… Часто летом в деревне, в родовом отцовском доме собирала сыновей, внуков и читала вслух отцовские стихи и поэмы. Читала превосходно! Позже постоянно просила купить новые кроссворды, тренируя свою память, не желая поддаваться старению.

Музыкальная страсть – ещё одна сторона её души. Голоса Ива Монтана и Симоны Синьоре, Александра Вертинского и Сергея Лемешева, Жана Татляна и Александра Градского и многих других зазвучали в нашей семье именно с маминой «подачи».<...> Музыка окружала её всюду. «Ася везде слышит музыку, которую любят наши сыновья. В отпуске ли на Чёрном море, в поезде ли, на речном ли теплоходе в Кириллов – весь свет наполнен для неё этой музыкой. <...>

Прекрасно владея голосом, зная наизусть содержание многих народных и советских песен, тексты опер, арий, она смогла передать, заразить этим и мужа, и сыновей. Галина Дудина, Джанна Тутунджан, Анна Веселова (одна из лучших маминых подруг), многие друзья и знакомые отца – все отмечали глубину, искренность, силу её пения. Знаток, профессионал своего дела Татьяна Георгиевна Короткова в последнюю встречу с Анастасией Александровной сумела записать на диктофон содержание беседы, где мы можем услышать, как эмоционально, душой она пела! Она пела даже в последние, очень болезненные для неё годы, правда, уже с трудом, всё реже и реже…        

Ещё одна грань её яркого таланта – педагогика <...>

* * *

В те годы Анастасия Александровна вполне заслуженно получила звание «Учитель-методист», медаль вручал легендарный В.А.Шутов, заведующий облоно <...>

Ушла она на пенсию в 1985 г., но её деятельная, творческая натура не могла выдержать безделья. И с 1987 г. она начинает читать свои лекции о любимом поэте – А.С.Пушкине. Первая лекция и была прочитана во 2-й школе. Мама так вспоминает: «Это было замечательно! Ребята так слушали, шептали за мной строки, известные им с 8-го класса, смотрели на меня, я смотрела на них. Это было счастье. И с 1987 по 2004 гг. я каждый год (один или два раза в год) читала лекцию о Пушкине – 19 октября, в день лицейской годовщины, и 10 февраля, в день кончины поэта. И вот, представьте себе, последнюю свою лекцию я прочитала 19 октября 2004 г. И помогли мне её организовать мои любимые ученицы – Света Бородавкина и Надя Маркова. Два часа я читала и первый раз за всё время оставила 15 минут на коротенькие отзывы, кто что напишет, как понравилась лекция. Много хороших слов было сказано, а запомнилось, как один мальчик написал: «Чистейшей прелести чистейший образец!» Я подошла к нему и сказала: «Ты, кажется, не очень внимательно слушал. А он сказал: «Вы знаете, я сегодня ночью помогал своей маме мыть посуду в ресторане. Она работает там посудомойкой. И я не выспался»… Я была так тронута этим его отзывом, тем, что он мог написать эту строчку».

* * *

 «У Аси принято», «Ася говорила», «Ася полагает» – такими фразами наполнены начала многих размышлений, дум А.А.Романова. Её мнение – и личное, и профессиональное, филологическое – было очень важно для него. Значительная часть его лучших стихотворений приобрела свою окончательную форму (не содержание!) после её рекомендаций. Возможно, один из самых главных её советов касался лаконичности, краткости и простоты художественного выражения авторской мысли. В рабочих тетрадях и черновиках различные финалы-«разъяснения» или «отступления» от главной идеи перечёркнуты отцовским карандашом, что очень болезненно для любого творческого человека. И совсем не случайно у Александра Александровича появляется такой, например, великолепный афоризм: «Талант – это в малом изобразить великое» («Думы»).

Постепенно это становилось для них главным жизненным принципом: уходить от многословия и выспренности, избегать штампов и пустых слов, искать настоящее, живое русское Слово. «С языком шутить нельзя: словесная речь человека – это видимая, осязательная связь, звено меж душой и телом» – эти слова В.И.Даля стали для обоих нравственным ориентиром в жизни. В поисках живого и точного слова он обращался к поэтическому творчеству, она – к творчеству педагогическому. В одном из читательских писем, посвящённом творчеству А.А.Романова, есть удивительное определение одного из главных качеств автора: «Он себе укорот дал, а другим – волю!» Видимо, такой же «укорот» часто давала себе и Анастасия Александровна, стремясь, по своей скромности, не занимать слишком много места, высвобождая пространство свободы для творчества своих воспитанников. <...>

* * *

Северяновна стала и началом, истоком поэтического творчества Александра Романова; судьбой ей выпало стать и завершением, обрамлением его жизненного и творческого пути: после внезапной смерти мужа в 1999 г. ею совместно с сыновьями было создано 8 превосходных книг: «Последнее счастье», «Свет Победы», «Сгорели зори», «Ради светлости дня» и другие. За книгу «Со мной ли это было?» Правительством Вологодской области Анастасии Александровне присужден Диплом лауреата 3-го областного конкурса «Вологодская книга-2013» в номинации «Лучшая книга о Вологодской области».

Словно предвидя это, в счастливые 80-е годы Александр Александрович признавался: «Сквозь судьбу твою гляжу/ Я на русских женщин»! И действительно, верность, преданность, чистоту, свет, тепло, искренность, родство душ – всё это он обрёл в семейном кругу…

Анастасия Александровна скончалась дома на 88 году жизни, на 16 лет пережив своего любимого человека. Похоронены он и она в разных местах, отдельно друг от друга – так захотели оба.

У Александра Александровича в записной книжке есть одна недававшаяся ему, недописанная строфа:

Смерть, дай Бог, легко приму,
………………………………
Свой ложится к своему
В землю упокойную.

* * *

Почему не давалась, не «вымучивалась» у поэта вторая строка? Что он хотел сказать в этом горьком незаконченном отрывке, не зная наперёд, что случится с ними дальше? Этого мы уже никогда не узнаем.

Но – свершилось: оба они легли каждый «к своему»: он, как и предсказывал, ушёл «в родную глину, на высоком берегу», к своей маме и родне; она, как и говорила, к своим родным, к старшему сыну Володе и милой Бусеньке – её маме… Это тоже было решено заранее и также было связано с тем главным, что смогли увидеть оба тогда, на заре их жизни в Ферапонтове. Их, прошедших вместе трудным и счастливым земным путём, разъединила эта последняя воля каждого – «свой к своему». Нам остаётся надеяться лишь на их новую встречу уже в ином времени и пространстве.

…Но об этом подумаем молча – ради светлости дня!

Сергей и Александр РОМАНОВЫ,
сыновья (декабрь 2015 г.).